Чарли Холлис (далее Ч.Х.): Расскажите о том, как вы оказались связаны с лошадьми. Ведь, насколько нам известно, вы начали заниматься верховой ездой только в возрасте двадцати лет…
Филипп Карл (далее Ф.К.): Лошади привлекали меня еще в детстве, но в то время в моей семье не было возможности отдать меня в школу верховой езды, поэтому я начал ездить, когда мне было около 20 лет. В тот момент я начинал изучать медицину и немного подрабатывал, и на эти деньги брал уроки. Поскольку медицина была мне не особо интересна, а нужно было принять решение на всю жизнь, то я решил сделать выбор в пользу верховой езды. Далее последовали 3 года в специализированной старшей школе. Так я профессионально занялся верховой ездой.
Ч.Х.: Какое место во Франции стало первым местом вашей работы как профессионального конника?
Ф.К.: Мне повезло получить первую работу в 50 км на юго-западе от Парижа, в месте под названием Рамбуйе. Это школа в которой я сам учился за 2 года до этого. Там я в течение 2х лет отвечал за профессиональное обучение. Это было интересно. И я проработал там 7 лет.
Ч.Х.: Т.е. вы начала примерно в 1968 году, так?
Ф.К.: В 1968 году я начал свое трехлетнее обучение по курсу коневодства и подготовке к экзамену на тренера, а работать пошел в 1972. Учеба, потом армия… так что в 1972м.
Ч.Х.: Могу предположить, что вас обучали традиционной верховой езде, а совсем не тому, что вы преподаете и как работаете сейчас, не так ли?
Ф.К.: И да, и нет. Меня действительно учили выездке по самой распространенной системе, но в то время, я бы сказал, во Франции учили лучше, я был ближе к хорошим традициям, и мне повезло, что я начал ездить с очень хорошим педагогом, пусть и не очень знаменитым всадником, но очень интересным человеком и прекрасным тренером. Он очень заинтересовался моим рвением, понял, что я хочу и поддержал меня. Он обладал большими знаниями и являлся поклонником Оливейры, который не был тогда столь популярен и не вызывал такого интереса как профессионал, а я бы сказал, что даже наоборот. Благодаря нему я получил хорошую, как мне кажется, базу, по крайней мере в начале своего пути.
Ч.Х.: Можно ли сказать, что то, как вы сейчас преподаете, и вся ваша философия являются плодами вашего прошлого обучения?
Ф.К.: Знаете, поскольку я начал ездить в возрасте 20 лет и имел на тот момент определенную научную базу, я хотел понимать, что делаю. Я задавал много вопросов, и преподаватели далеко не всегда были этому рады, — возможно, потому что не всегда могли ответить на мои вопросы. Я был достаточно требователен с самого начала, я хотел понять и ждал объяснений, причем обоснованных. У меня не было предрассудков. Я не думал, что если занимаешься выездкой, нужно обязательно ездить в прямоугольном манеже 20*60 с буквами на стенах и в специальном черном костюме. Я читал, был очень любознательным, интересовался Оливейрой. Я не мог понять его в то время, но то, что он делал, было искусством, что меня глубоко трогало. Я очень быстро сформировал собственный подход, потому что не был «зашорен» рамками. Я интересовался как выездкой, так и прыжками, и не понимал, почему должен выбирать что-то одно.
Ч.Х.: Расскажите немного об Оливейре, потому что некоторые слушатели могут не знать его имени.
Ф.К.: Оливейра был для меня важной фигурой, потому что, во-первых, он был живым примером того, что можно быть профессиональным всадником, не находясь под влиянием спорта. Он демонстрировал, что подготовку лошади можно сделать искусством, и мне это очень импонировало. Для меня это значило, что я смогу ездить верхом всю жизнь, не становясь глупцом. И в этом есть что-то благородное. Он был примером для меня, по крайней мере в этом. Я связался с его учениками, и в конце концов с ним, как это ни странно. Забавно, но я держал дистанцию с его обычным окружением, потому что был и остаюсь слишком независимым. Меня интересовал он, но мне не нравилась тусовка вокруг. Я хотел сохранять независимость и продолжать заниматься спортивным конкуром или троеборьем, что казалось странным его непосредственному окружению. Я посещал его семинары как слушатель, читал его книги, смотрел его видео и т.д. В конце концов я трижды показывал ему лошадей: один раз непосредственно перед Сомюром, и затем уже будучи в нем. Но до этого — никогда. Должен сказать, что в начале он был важной фигурой для меня.
Ч.Х.: Сомюр – это французская академия, не так ли?
Ф.К.: Да, мне повезло, что в то время руководителем Академии был генерал Дюран, участвовавший в прошлом в международных соревнованиях по конкуру и впоследствии взявший в свои руки бразды правления Школой. Он был исключительным человеком во французской школе верховой езды, потому что у него был спортивный опыт – он участвовал в соревнованиях высокого уровня, — он был невероятно эрудирован и начитан, и мне повезло, что его заинтересовала одна моя статья, довольно длинная, кстати, с фотографией одной из моих лошадей продвинутого уровня выездки, которая параллельно выступала в конкуре, и я давал технические и исторические пояснения и открыто критиковал некоторые практики тренинга в Сомюре. И вот однажды зазвонил телефон, я снял трубку и в ответ на мое «Алло» услышал, «Добрый день, говорит генерал Дюран…» И я тогда подумал: «Либо это шутка, — кто-то подшучивает надо мной, копируя его голос, — либо я в беде»… А он сказал, что его заинтересовала моя статья, и пригласил меня на трехдневную конференцию, на которой я должен был учить его учителей. Я принял приглашение и высказал свое мнение, а в конце он сделал мне подарок, пригласив на работу… И через полгода я действительно служил там.
Ч.Х.: Одно из наиболее ярких отличий вашей манеры езды от традиционной заключается в том, что вы и ваши ученики держат руки значительно выше, чем учат в традиционной школе верховой езды. Можете объяснить, почему?
Ф.К.: Детальное объяснение займет 4, 5, 6, 7 часов. Для тех, кто хочет глубоко разобраться в вопросе, есть книги и DVD. Начнем с того, что я не первый, кто так держит руки. Ла Гериньер, например, учение которого лежит в основе современной выездки (в том числе и немецкой, как это ни странно), что пишет о полуодержке? Что такое полуодержка? — Подъем шеи и, как следствие, смещение веса лошади назад. Но это противоречит современному пониманию, согласно которому лошадь поднимает шею в следствие подведения зада. Таким образом, его слова не соответствуют реальности. Он говорил это, основываясь на интуиции, ведь в то время не было видеофильмов и прочих технических возможностей… Вот он и думал, что полуодержка — это следствие подъема шеи. После нее, когда от лошади ничего не требуется, следовало так называемое «descente de main» – дословно «опускание рук». Если вы глубоко изучите Боше, то увидите, что его работа с лошадью строится на том же принципе.
С одной стороны, есть догма – держать руки внизу. Но почему? — Ответа нет. Никто не может это объяснить. Я двадцать тысяч раз пробовал добиться ответа, но все объяснения, которые я слышал, не обоснованы. Все говорят, что так нужно, но никто не может объяснить, почему.
Так почему же нужно держать руки внизу? Объясню: чтобы продлить эффект развязок. Не очень благородно, не так ли? А когда это не работает, в ход идет скользящий повод. Но можно же работать по-другому. С руками внизу можно ездить тогда, когда лошадь уже прекрасно выезжена, и руками практически ничего не нужно делать. Но это конец пути, а не начало. Цель не может быть средством (пусть эта мысль и не нова). Должно быть средство, которое поможет достичь поставленной цели. Что нужно делать, когда вы обучаете или переучиваете лошадь? — Нужно давать четкие команды. Получается, что ничего не делать нельзя. На практике же мы видим следующее: сначала всадник ничего не делает, а когда не видит результата, берет лошадь на корду с короткими развязками. Но ведь это ужасно! Нельзя ничего не делать, но и нельзя делать то, что причиняет боль или мешает движению вперед. Сдерживающего воздействия вообще быть не должно, а тем более посредством низкого повода, который оказывает прямое воздействие на язык – чрезвычайно чувствительную часть тела с большим количеством нервов и кровеносных сосудов. Когда вы прикусываете язык, — это мелочь по сравнению с тем, что испытывает лошадь. Так что же делать? Альтернатива – воздействовать на углы губ, а не на язык, и вверх, а не назад. Итак, мы натягиваем повод, медленно поднимая руки вверх, чтобы оказаться давление на углы губ. Затем, когда лошадь сделает то, что вам нужно (способ добиться желаемого результата зависит от лошади), нужно отдать повод. Таким образом, когда всадник получает то, что нужно, он опускает руки и ничего не делает, просто сохраняет легкий контакт. В этом заключается цель. Важно, чтобы люди это понимали. Ко мне часто приходят за помощью тогда, когда перепробовали двадцать тысяч способов, но ничего не работает. Когда же через 20 минут лошадь готова к сотрудничеству, меня спрашивают, почему у них ничего не получалось раньше. Все просто: потому что есть догма — руки внизу.
Ч.Х.: Вы говорите, что то, что вы делаете не должно причинять лошади боли. Я часто встречаю людей, которые ездят без трензеля, аргументируя это тем, что железо причиняет лошади боль. Что вы думаете по поводу езды без железа?
Ф.К.: Иногда мне приходится говорить с такими людьми. Вопрос интересный. Я их понимаю. Они видят и понимают, каким кошмаром является современная выездка с руками внизу, мундштуками и туго затянутыми капсюлями… Лошади закручены вниз, вся езда — постоянная борьба, лошади в мыле… Это ужасно. Пусть не всегда, но очень часто. Какая альтернатива? – Раз железо так ужасно, то отказываемся от него! Но это слишком поверхностное решение, потому что проблема не в железе, а в том, как оно используется, — т.е. опять в руках всадника. Менять нужно не железо, а руки. В конном магазине можно найти другое железо, но не найти других рук! Пользоваться руками нужно учиться, и одно из решений – это серьезное изучение сгибаний. Ко мне на семинары часто приезжают слушатели, педагоги, которые практикуют езду без железа. Я с большим уважением отношусь к тому, что они делают, но и у них есть проблемы. За нос также можно тянуть, и я даже видел, как лошадь закручивают без железа. Волшебного инструмента не существует. Никакой инструмент не может заменить знаний. Это сказка.
Как правило эти люди принципиально не хотят ездить с железом. Тогда я предлагаю ради эксперимента попробовать собрать лошадь на самую простую уздечку без капсюля. Мне нравится интриговать людей. Я обещаю, что, если лошадь не побежит действительно лучше, мы не будем продолжать, но через 15-20 минут лошадь бежит лучше. Причем я всего лишь объясняю ей, что хочу, корпусом. Я не тяну за повод; наоборот, я вовремя его отдаю повод, прошу вытянуть шею, сгибаю. И они улыбаются, когда видят, что их лошадь начинает четче отвечать, не сопротивляется, ее движения становятся более экспрессивными, а необходимости дергать за повод нет. Проблема в том, что, как правило, на этом все и заканчивается. Бестрензельная езда — как религия. Это философию просто изменить, а религию — нет.
Да, мой ответ таким людям – дело не в замене железа или полном отказе от него, а в умении пользоваться руками. Для бестрензельной езды производятся специальные уздечки, где повод крепится к переносью, и т.д. – то есть опять речь идет о какой-то специальной амуниции.
Рот лошади – ее интимная зона, в которую можно попасть, только тогда, когда умеешь создавать и вести с ним диалог и обладаешь знаниями и умением пользоваться руками. Нос – это совсем другое. Конечно, работать со ртом сложно. Этому учишься многие годы.
Ч.Х.: Насколько я знаю, к вам часто приходят владельцы лошадей, у которых проблемы со спиной. Вы действительно можете решить практически любую проблему посредством рук и рта?
Ф.К.: Да, сегодня я как-раз демонстрировал кое-что из этого. Иногда, демонстрация получается еще ярче, потому что, когда у всадника перспективная лошадь, и он хочет участвовать в соревнованиях, он сначала обращается к обычным тренерам по выездке, а ко мне приходит только тогда, когда оказывается в тупике, а денег на другую лошадь нет. Нужно сказать, что очень часто ситуации действительно непростые. Но у меня лошадь расслабляется, вытаскивает нос из-за линии отвеса, отвечает на руку, раскрывает затылок, становится гибкой. Я не использую противоречивые средства управления, как толкающая нога и сдерживающая рука, и уже через 20 минут лошадь меняется. Во-первых, она начинает понимать, что от нее хотят, а во-вторых, она чувствует себя комфортно. И видя такую перемену, владельцы не могут меня критиковать, — по крайней мере не делают этого при мне. Напротив, они садятся на лошадь и видят разницу. Проблема в том, что они не продолжают заниматься по той же системе.
Какая самая чувствительная часть лошади, с которой человек взаимодействует? – Рот, не спина. Он чрезвычайно чувствителен, и когда лошадь заставляют работать в неестественной для нее позе, она испытывает боль, которая сказывается на всем ее теле. Как только вы меняете манеру езды, лошадь чувствует себя настолько лучше, что радикальным образом меняется в лучшую сторону в считанные минуты.
Мне часто приходится слышать комментарии по поводу спины: «Лошадь должна поднять спину… Ее спина то, ее спина это…». Мое любимое сравнение: вы у зубного. Он больно щиплет вас за язык. Что вы делаете? Округляете спину? А теперь представьте, что вместо того, чтобы извиниться, он говорит: «О, думаю, у вас проблема со спиной!» Странная ситуация, не правда ли? Но это именно то, что происходит с лошадью. Когда есть связь со ртом лошади, когда есть диалог, вы можете менять положение своего тела, как хотите, и проблем со спиной не возникает. Эта проблема надумана.
Сейчас просто модно говорить о спине. Длительные рассуждения о спине производят впечатление на других. Знать, как работает спина, действительно полезно и интересно, но этого не достаточно.
Ч.Х.: Я знаю, что сейчас в выездке много методов тренинга и амуниции, которые вы очень не любите. Более того, все больше людей с вами соглашаются. Какие изменения вы предвидите? Мне кажется, что сейчас в мире выездки практически идет война между теми, кто практикует устоявшиеся методы работы, и такими как вы, кто говорит, что эти методы неправильные. Ваше мнение, как изменится ситуация в ближайшем будущем?
Ф.К. Начнем с того, что это не я говорю, что они неправильно работают, а лошади. Никогда не было такого количества дорогих, перспективных лошадей, как сейчас. Никогда не было таких инвестиций в спортивную выездку. Никогда не было такого количества спонсоров, таких денег, такого бизнеса, такого количества соревнований… И никогда не было такого количества физически и психологически травмированных лошадей. Чтобы видеть, что на самом деле происходит, нужно быть внутри, наблюдать за происходящим годами и в разных точках мира. Те, кто был или продолжает находиться в этом бизнесе, ничего об этом не говорят. Тишина.
Люди могут делать все, что хотят, но, когда спорт строится на обучении лошадей, предполагается, что из традиций, которым больше 2000 лет, берется лучшее. Жестокое обращение с лошадьми недопустимо, потому что это неправильно. Но мало кто реагирует на жестокость и выступает против, потому что, чтобы сказать «нет» и объяснить, почему нет, нужно обладать знаниями. Конечно, можно сказать «нет» по этическим соображениям, но важно понимать, почему это плохо, и иметь возможность предложить альтернативу. А кроме того, нужно обладать достаточной храбростью, потому что людям не нравится, когда ты с ними не согласен, и иметь опыт работы с лошадьми, чтобы не выглядеть так, как критик, который сам ничего не может сделать, что встречается очень часто. Например, не редко судьями становятся те, кто не умеет ездить сам. Получается, что тех, мнению которых можно доверять, очень мало. Но действительно благодаря интернету, журналистам, журналам и т.д. (включая мои книги и DVD), все больше конников начинает понимать проблему, и все больше людей реагирует. Например, 2-3 года назад произошло то, о чем до этого было нельзя даже подумать: в Аахене, центре современной европейской спортивной выездки, на соревнованиях высокого уровня – чуть ли не чемпионате Европы, — часть зрителей начала свистеть и кричать на награждении, протестуя против решения судей. Люди начинают говорить «нет», пусть сейчас их и меньшинство.
С другой стороны, просто сказать «нет» не достаточно. Нужно найти способ надавить на администрацию, чтобы та в конце концов начала действовать. Ведь до сих пор она молча принимает происходящее. Важно предложить альтернативу, показать, что есть другой путь без негативных последствий. И мы как раз обучаем тех, кто будет обучать других, показывая этот «другой путь». Мы не ждем быстрого результата, но по крайней мере делаем то, что можем.
0 комментариев